Глава 9
Инженерно-бронетанковые приключения, или комические моменты драматических ситуаций
(Юрий Мироненко)
9.4. Крещение портфелем
3 сентября 1957 года я был принят старшим инженером на Ленинградский «Кировский завод» в лабораторию №6 Особого конструкторского бюро танкостроения (ОКБТ). Возглавлял лабораторию Николай Иванович Буренков, человек весьма достойный, с которым я был в очень хороших отношениях до самой его смерти, чего не могу сказать об инженерном составе лаборатории.
Состав – три незамужних девицы на год или два старше меня и Юдовский. Девицы с утра до вечера занимались раскрашиванием своих физиономий и расхваливанием умственных способностей Юдовского. Тот, совершенно не смущаясь, подтверждал свою гениальность болтовнёй об устройстве мироздания. Все четверо откровенно бездельничали. Лаборатория размещалась в двух комнатах. Одна метров 30 для интеллигенции и начальника, вторая метров 17, где располагались соответственно четверо рабочих и один техник. Буренков меня представить не мог, т.к. срочно уехал в командировку. Пришлось представляться самому. Вхожу в комнату инженеров, здороваюсь, в ответ ни звука. Доставать коньяк смысла не было. Поворачиваюсь и иду к рабочему классу. В комнате только трое. Захожу, здороваюсь и представляюсь. Встречают нормально, чувствую, что я среди товарищей, достаю бутылку. В процессе «знакомства» рассказываю о встрече с инженерным составом. Мне советуют не расстраиваться, «плевать на это дерьмо» и селиться у них. Поселился и пошёл представляться начальнику и главному конструктору ОКБТ Ж.Я. Котину.
Через секретаря попросил аудиенции. Получил разрешение и в сопровождении двух представительных мужчин вхожу в кабинет. В огромном кабинете за столом сидит генерал-майор со звездой Героя Социалистического Труда. Представляюсь:
- Здравия желаю товарищ генерал! Мироненко Юрий Михайлович прибыл в Ваше распоряжение!
Генерал встал, поздоровался, пригласил сесть и задал несколько вопросов. В конце разговора он сказал, что включил меня в бригаду специалистов по сборке и сдаче Заказчику танков Т-10М и место моей работы до конца года в заводских цехах.
Маленькое «лирическое отступление» - с моей лёгкой руки работники ОКБТ и завода стали звать Ж.Я.Котина «заглаза» – генералом. Он об этом узнал, и это ему нравилось.
В дальнейшем, по возможности, я приходил утром в лабораторию, здоровался с Буренковым и рабочим классом, и шел в цеха. Работать приходилось по 12 – 16 часов. Загазованность в цехах от одновременной работы нескольких танковых двигателей была как в жерле вулкана перед извержением, а грохот, как во время извержения. Вентиляция в этих Путиловских цехах была рассчитана на станочное производство, а не на танкосборочное и тем более сдаточное. Год кончался. Надо было успеть выпустить партию новых танков для показа Правительству и для опытной эксплуатации в войсках, а конструкторских и производственных недоработок было огромное количество.
В цехах дневали и ночевали представители московских, ковровских, челябинских, красногорских и др. институтов, КБ и заводов. В состав сводной бригады вошли самые высококвалифицированные инженеры, рабочие и я – выпускник Военмеха с шестимесячным стажем работы. Бригадные корифеи были люди солидные и по возрасту, и по положению. У меня же кроме желания работать, выносливости и неприхотливости, пожалуй, ничего не было. Я мог сутками не спать и старался подменять падающих от усталости «коллег». Поэтому за какой-то месяц-полтора прижился, освоился, набрался кое-каких знаний и опыта. В бригаде был переменный состав. Одни уезжали, другие приезжали, а я оставался бессменным, был в курсе всех дел, досконально знал, что и на какой машине не доделано, что надо сделать и пр. А вскоре даже мог частично подменять этих специалистов в ремонте и регулировке их аппаратуры. Это оценило заводское руководство и по возможности стало поощрять меня материально, что было очень даже кстати. В ОКБТ наоборот – меня стали, мягко говоря, недолюбливать. Сопляк, выскочка, без года неделю, как из института, а уже старший инженер и денег гребёт лопатой – это мне доносили, да и я сам иногда слышал.
Надо сказать, что до середины декабря 1957 года Министром оборонной промышленности СССР был Д.Ф. Устинов, который лично контролировал эти работы. Он мог позвонить директору завода И.С. Исаеву или главному конструктору Ж.Я. Котину в любое время дня и ночи, что и делал. И им надо было быть в курсе всех дел, т.к. для контроля Дмитрий Фёдорович частенько звонил прямо в цеха. Говорить неправду или чего-то не знать было подобно самоубийству. Враньё не прощалось! Как-то незаметно для себя я превратился в круглосуточное «справочное бюро» и одновременно в слугу десятка господ: И.С.Исаева, Ж.Я.Котина, их заместителей и др. Мало того мне звонили в периоды «пересменки» мои коллеги по бригаде из Коврова, Москвы, Красногорска, обращаясь с вопросами по состоянию работ и различными просьбами технического характера. С 20-го декабря по 31 декабря пришлось работать круглосуточно и ухватывать часочек для сна «по-савреевски» где-нибудь в тёмном углу. Я не жаловался, но моя цистерна терпения была переполнена.
Первым, как не странно, заметившим, что я на «пределе», оказался директор завода Иван Сергеевич Исаев. Он был очень жёстким человеком, его боялись и старались всячески обходить даже такие люди, как Ж.Я. Котин.
Но оказалось, что у него были основания резко себя вести с определёнными товарищами, и в дальнейшем я это понял и ощутил на себе. Директор приходил без свиты в сдаточный цех, где я дневал и ночевал, три раза в день – в 8 часов утра, в середине дня и вечером, понимая, что вызывать нас на рапорты к себе – это растрачивать бесценное время.
Начальника цеха он не трогал, тот, вертелся, как белка в колесе по заводу что-то доставал, выбивал, обеспечивал. «Трогал» он меня, но очень бережно. Подойдёт тихо, сядет на какой-нибудь ящик и ждёт, когда его заметят и толкнут меня… Я, конечно, вылетал пулей, кратко докладывал и передавал ему короткую, но ёмкую, от руки написанную справку о состоянии дел - это было моё «изобретение». Текст справки сочинял на ходу и выверял каждую фразу для исключения дополнительных вопросов. Звонившим из Москвы директор мог просто «с расстановкой» зачитать текст моей справки, почерк у меня был чёткий. Видимо ему это понравилось – болтовню он не терпел.
На этот раз Иван Сергеевич пришёл с портфелем. Поманил пальцем, и мы вышли из цеха. Посадив меня на скамейку, сел рядом и сказал:
- Держишься еще на ногах?
- Держусь, Иван Сергеевич, но тяжко…
- Понимаешь, что от вашей работы зависит репутация завода?
- Если бы не понимал – давно бы свалился…
- Держись. Здесь в портфеле деньги, много денег, всё что могу. Если за ночь сделаете танки работоспособными, оставь портфель себе и делай с ним всё, что хочешь. Держись, сынок.
Он положил портфель мне на колени, встал и пошёл, не оборачиваясь.
Сказать, что я очень обрадовался портфелю, не могу. Я попадал в кабалу и, в случае невыполнения ночного задания нашей бригадой, становился как бы виновным – «один за всех».
Опасения мои были не напрасными – за ночь ни один танк сдан не был. Мало того, я чуть не убил ведущего конструктора Шлякова, очень хорошего дядьку. Он влез в танк, не предупредив меня, и когда я опускал пушку на максимальный угол снижения, оказался на её казённой части со страшной силой прижатым к крыше башни. Хорошо, что, услышав его крик, я успел среагировать и рвануть пушку вверх, иначе бы его голова и тело превратились в лепёшку, с соответствующими последствиями для него и для меня. Через пару месяцев после этого случая, собравшись духом, он залез в танк, а когда выбрался из него, дрожащим голосом сообщил, что от смерти его отделяли 2 см.
На следующий день в 7.30 утра я пришёл с портфелем в кабинет директора, молча положил его на край стола и, сделав два шага назад, остановился. Он спросил:
- Пустой?
- Нет, мы его не открывали…
- Я всё знаю, бери портфель, и продолжайте работу.
- Разрешите работать без портфеля.
- Отвлекает?
- Нет, но мы и так сделаем всё, что надо.
- Бери портфель, иди и больше его не приноси.
Я молча взял портфель и ушёл.
На следующее утро все машины были приняты заказчиком и отправлены на Ржевский полигон для проверки стрельбой. Стрельба прошла без вопросов.
Содержимое портфеля я поделил поровну между членами бригады. Нам ещё много лет приходилось вместе есть соль пудами. И мы поддерживали друг друга во всём. К сожалению, все они были на много лет старше, и до моего 75-летия не дожили.
Моя доля составила шесть месячных зарплат, которые были потрачены на польский мебельный гарнитур и радиоприемник высшего класса «Фестиваль».
|