УЧИЛСЯ НА БРЕГАХ НЕВЫ
ЗАПИСКИ МУЛЬТИМАТЕРНОГО СТУДЕНТА

 

Сейчас Вы здесь: .:главная:. - .:статьи:. - .:записки мультиматерного студента:.

Глава 3
Наши преподы

(Г. Столяров, Ю. Мироненко, В.Саврей)

3.4.Профессор Окунев
(© Г. Столяров, Ю. Мироненко, В.Саврей)

Вспоминает мой однокашник Владлен Сергеевич Саврей:
«На втором курсе чувствовали мы себя уже куда увереннее: на лекциях конспектировали не все подряд, как в начале учебы, а старались слушать и выделить главное из услышанного первый признак осмысленного усвоения. Кончились нелюбимые мною химия и начерталка, появились новые предметы и новые преподаватели - фигуры, прямо скажем, колоритные.
Теоретическую механику (теормех) читал нам Борис Николаевич Окунев. О нем можно рассказывать часами и каждый рассказчик увидел и запомнил что-то свое об этой фантастической личности. Поэтому мои воспоминания - это то, что запомнил именно я, хотя Столяров помнит еще много разного, что прошло мимо моей памяти.
Внешне Б.Н. очень походил на Льва Толстого: такой же широкий, бородатый и с виду медлительный. Он, очевидно, сам знал об этом сходстве и одевался «под Льва Толстого» - вельветовая куртка - распашонка, подпоясанная ремешком, широченные штаны и мягкие туфли - шлепанцы. Он очень важно входил в аудиторию, зачастую запаздывая на несколько минут (любил, чтобы его ждали!), проходил на кафедру и усаживался на стул. Это был этакий вступительный ритуал к началу лекции. Поскольку Б.Н. считался второй в мире величиной в области баллистики (кто первый - я не знаю до сих пор, да и кто этот рейтинг ввел тоже, но репутация его была именно такая и тут я ему очень как бы «сочувствовал», ибо по себе прекрасно знал, что ничего нет обиднее, чем второе место), то с высоты такого положения в научном мире он весь был проникнут духом критицизма по отношению к своим коллегам по профессии, по учебникам которых нам предлагалось учиться по программе ВУЗа. Все их определения он считал если уж не совсем неверными, то, по крайней мере, явно неполными и недостаточными. Доходило иногда до комичного: Б.Н. минут 10, закрыв глаза и покачиваясь на стуле, диктовал длиннющее определение (например, материальной точки), а потом , спросив: «Все записали?» говорил: « А теперь можете все это вычеркнуть и забыть, потому что это неверно». И опять, не жалея времени, объяснял почему это неверно и в каком учебнике это написано. Затем снова минут 10 формулировал теперь уже свое определение и, простит меня Б.Н., была это, как правило, такая заумь, что понять было нельзя - можно было только выдолбить наизусть и записывать приходилось слово в слово, ибо спрашивал на экзамене тоже слово в слово. Писал он на доске мелкими знаками и не очень разборчиво, немного всегда торопился. Очевидно, думал он быстрее, чем писал и ему то все понятно, а нам каково было конспектировать за ним!
Особенно «чудил» Дед на экзаменах и притом каждый раз по-разному. Тут он был неистощим на всякие выдумки, и скучать никому не давал, начиная со своих прихвостней с кафедры баллистики, приходивших с ним на экзамены. Вот уж, воистину, был рассадник лизоблюдов и подхалимов - из кожи вон лезли, чтобы услужить Деду. Неизменными были требования к студенту: ответ на все вопросы билета давал только право на разговор с преподавателем и число дополнительных вопросов, задаваемых при этом, было от 7 до 20 - кому как повезет. После каждого вопроса оценивался ответ с помощью отметок цветными карандашами на листке бумаги: Дед рисовал синих петухов, крестики и нолики, звездочки и цветочки, Солнце, Луну и черт те что еще. Карандаши были в пучке, перетянутом резинкой и перед тем, как поставить отметку Дед долго выбирал подходящий цвет и начинал рисовать, а ты сиди и гадай, что он там изобразил и что это значит. Путем непонятных умозаключений выставлялась общая оценка и она, по нашим наблюдениям никак не зависела от колорита и содержания этой «живописи».
Кстати о живописи: Б. Н. Окунев был одним из крупнейших Питере знатоков живописи и  говорят, что когда какая либо группа очень хорошо сдавала экзамен, то Дед водил их на экскурсию в Эрмитаж или Русский музей и на такую экскурсию сбегались музейные гиды - столько он знал неведомого обо всех художниках и сюжетах картин, да и об истории их создания. Но мы, увы!, этой чести не удостоились.
Вторым «заскоком» на экзаменах была паническая подозрительность и повальный шмон в поисках шпаргалок. Столы разворачивались полочками вперед, чтобы некуда было положить ни книжку, ни конспекты. С собой приносить можно было только авторучку и зачетку ( Дед называл ее «матрикул»). Кафедральные хмыри рыскали между столами и подглядывали за всеми. Один из них нарвался на нашего Витьку Молокова: тот стоял у доски и что-то мял в руке, задумавшись над ответом (представляю как было нашим «старикам» учить и отвечать дедову заумь, когда нам пацанам - школьникам это казалось кошмаром в кубе!). Налетел на него прихвостень и заверещал во весь голос: «Что у вас в руке? У вас шпаргалка!» У Деда и уши «топориком» - поймали-таки супостата! Витя спокойно говорит, что ничего у него нет в руке кроме мела. А тот в раж вошел - выслужиться перед Дедом хочется: «Покажите, покажите!» Ну Витя и показал: раскрошил мел в кулаке, раскрыл ладонь да фукнул с нее ему в рожу мелом. Я стоял рядом и думаю про себя: «Хана Витьке, зарежет Дед за такую выходку.» А Дед как засмеется, да так весело и хорошо, что даже Витька улыбнулся с перепугу, наверное. Посмотрел Дед на доску и не стал даже вопросов других задавать, поставил отметку и отпустил Молокова целым и невредимым. Ценил Гигант хорошую шутку.
С ним, правда, тоже «шутили» но не в Военмехе, а в Артиллерийской Академии при баллотировании в ее действительные члены. Надо сказать, что Дед был, по-моему, очень честолюбив, что и объясняет его манеру читать лекции с критикой коллег по науке. Коллеги эти все как один дружно выступали на собрании в Академии и превозносили научные заслуги Б.Н. до небес, а когда дело доходило до голосования, то все шары оказывались черными! И так неоднократно. «Помогало», очевидно, и то, что он совершенно искренне и вслух называл всякие околопартийные науки лженауками и неоднократно сетовал на то, что студентам голову забивают этой дребеденью. Б.Н. очень, конечно, это огорчало, но он снова и снова баллотировался в Академики, ибо по праву считал себя большим ученым. В его то возрасте на память заполнять изо дня в день четырехэтажными формулами огромную доску и так в течение 5 семестров! Это надо быть Богом в своем деле. И относились мы к нему с огромным уважением и доброй усмешкой, любили и его и его чудачества. Недаром все, что связано с Борисом Николаевичем Окуневым так свежо в памяти до сих пор. ( Мы с ним разошлись миром: 4 пятерки и 1 четверка. Выдолбал я эту науку так, что когда Андрюша учился в институте, то я еще способен был давать консультации, а уж сколько контрольных работ заочникам перерешал!)
Очень колоритно выглядел Дед в госкомиссии на защите дипломов. Восседал всегда в середине стола и спал самым откровенным образом, но при этом умудрялся все слышать. Поскольку участие в комиссии предполагает активное участие в ее работе, то и он, проснувшись, задавал вопросы, как правило, не по теме проекта: «Что такое материальная точка?» или подобное. Ответы, что это «...нечто вроде комариного члена - он есть, но его не видно», приводил в веселье всю комиссию, да и самого Деда. Любили - не любили, но никто не был к нему равнодушен - очень уж колоритная фигура была!»
***
Мне к этому остаётся добавить пару штрихов и мелких уточнений.

Борис Николаевич Окунев читал лекции по теоретической механике и баллистике и был звездой первой величины на преподавательском небосклоне Военмеха. Ритуал восхождения светила обставлен был с блеском.
Сначала кафедра* вносила кафедру** и водружала её на кафедру***.
­­­-------------------------------------
* Кафедра – преподколлектив;
** Кафедра - стул, скамья, в нашем случае – солидное кресло с подлокотниками;
*** Кафедра - возвышение для лектора.

Затем с профессорским опозданием в аудитории появлялась карабас-барабасовская борода Отца-основателя, сопровождаемая крупным грузным телом. (Говорили, что полнота Бориса Николаевича – одно из проявлений последствий блокады). С искренним сочувствием наблюдали мы, как ассистент помогал гиганту подниматься из глубокого кресла. Любимым (им и нами) обращением к нам было инфразвуковое иерихонское трубно-басовое «БоООАААааа, мои юные друзья!»

На потоке, в дополнение к старостам групп, Борис Николаевич назначал "дежурного старосту" и "старосту старост" (потока).
Однажды, не обнаружив мел, он протрубил:
- Дежурный староста, встаньте! Староста старост, встаньте! Где же мел?
- Кончился.
- Ну, а вы что?
- Меры принимаем, Борис Николаевич.
- Мм-да-а… Это как однажды в Новогоднюю ночь:
- Скорая?! Срочно!! У нас гость штопор проглотил!
- Выезжаем! Меры приняли?
- Приняли.
- Какие?
- Вилками открываем.

Любил Отец-основатель в пух и прах разносить оппонентов.
Сначала, привлекая на свою сторону великих предков, он мог процитировать нам по-латыни ПринсИпы НьЮтона. Потом, для контраста, цитировал современного автора учебника, утверждённого Минобразом. Диктовал и заставлял нас записывать с нового листа определения из этого учебника.
И далее:
- Записали?
- Записали, Борис Николаевич!
- А теперь зачеркните! (Оживление аудитории!)
- Зачеркнули, Борис Николаевич!
- Зачеркните двойным жирным крестом!! (Восторг!!)
- Зачеркнули, Борис Николаевич!!
- А теперь вырвите этот лист к чёрту!!! (Экстаз!!!)
И следовал сокрушительный разбор полётов бедного автора.

На консультациях перед экзаменом:
- Ответ на три вопроса билета даёт студенту право на беседу с преподавателем, в ходе коей преподаватель имеет право задать студенту от двенадцати до ста сорока четырех вопросов.
(Даже граничные значения имели место быть на практике! Заграничные – никогда!
Сам отвечал на 12 вопросов)

- Вот вам мой домашний телефон. Если у вас во время подготовки к экзамену возникнут вопросы - звоните мне в любое время дня и ночи.

Слышал от старших товарищей:
Ночью на квартире Б.Н. раздался звонок.
- Слушаю Вас.
- Простите, Борис Николаевич, что потревожили. Но у нас завтра экзамен, а мы никак не можем решить и заспорили…
- Никаких извинений! Я к вашим услугам! В чём вопрос?
- Когда спать ложитесь,  Вы бороду под себя кладёте или укрываетесь ею?

На экзамене Б.Н. Окунев врубил группе 19 двоек.
Гонцы всполошившейся общественности и деканата предстали пред его ясными очами:
- Борис Николаевич, приглашаем Вас на заседание партбюро факультета.
Ответ Отца-основателя гласил:
- Не могу, мои юные друзья. Сегодня я пою в церкви.

А теперь вспоминает новобранец-соавтор однокашник Юрий Михайлович Мироненко.

<<<
Самой заметной и можно даже сказать выдающейся личностью в институте был, несомненно, профессор Окунев – заведующий кафедрой теоретической механики и баллистики. Мои коллеги по Е509-ой уже излагали на страницах этого сайта свои неизгладимые впечатления от его грандиозной фигуры, манер и энциклопедических знаний. Я же попробую рассказать только о двух случаях, особо врезавшихся в мою память.

Первый случай.
Борис Николаевич без обычных комментариев пишет на доске вывод какой-то формулы на протяжении часа. Затем, как всегда, спрашивает:
- Записали? А теперь перечеркните, порвите и выбросите! Порвали? Может быть, кто-то не успел порвать?
- Я не рвал - встаёт Толя Соловьёв из 510-ой группы.
- Это ещё почему?
- Вы вон там, в середине доски забыли «дельту те» поставить, а остальное всё правильно, зачем же чиркать и рвать?
- Подойди-ка сюда.  Где тебе показалось, что я забыл?
Толя берёт мел и вставляет эту дельту. Радость Бориса Николаевич описать невозможно.
- Гений, талант, умница, иди сюда, я тебя расцелую!
Толя засмущался, а профессор картинно обнимает его и лобызает. Затем:
- Я сейчас поставлю в твою зачётку годовую отметку в размере пятёрки, и если хочешь, то можешь не ходить на мои лекции.
Зачётка была подана, и в неё водрузилась пятерка. Ля Комедия в исполнении Б.Н. Окунева профинитила.  А Толя?   Толя  действительно периодически стал пропускать некоторые лекции, ведь экзамен по «теормеху» он сдал на пять в самом начале учебного года.

Второй случай, но это уже со мной.
Играя за Военмех в футбол на первенство вузов, я, выбивая головой мяч, летящий в наши ворота, получил сильнейший удар по этой самой голове от своего же защитника, который тоже хотел его выбить. В результате чего в течение месяца-двух я благоприобрел:

  1. По минус 7 диоптрий на каждый глаз.
  2. Отказ моего жесткого диска в черепной коробке записывать информацию, содержащую цифры.
  3. Ограничение оперативной памяти на такую информацию по времени. Через 3 часа она полностью стиралась.

Кошмар!
Носить очки мне было стыдно, а без очков с расстояния двух метров написанное на доске я не видел. От отчаянья я пересел на «заднюю парту» и лекционное время по точным наукам занимал игрою в «морской бой» и «в слова». Попытки дома осваивать по учебникам пропущенный на лекциях материал результатов не давали – через 3 часа всё стиралось бесследно. Признаваться в этом преподавателям и друзьям не позволяла натура, да это и не спасло бы меня от исключения из института, пришлось вертеться, изыскивая различные пути и средства. Единственно, во что я верил твёрдо, что это всё временно, всё вернётся на свои места, и утраченное я восстановлю. До удара по голове я обладал очень хорошей памятью. Во время Отечественной войны до 5 класса у меня практически не было учебников, время было такое, и я, прочитав навскидку в чужих учебниках задания на дом, в т.ч. математические примеры и задачи, бежал и по памяти дома переписывал в тетрадь.

Теперь же предстояло сдавать экзамены.   Расскажу, как я «изыскивал пути» на экзамене по ТМ.
Это был самый сложный для меня экзамен, и виноват в этом был Б.Н.Окунев.
Дело в том, что он приказал, чтобы в аудитории было не меньше 4-х досок и к этим доскам вызывал одновременно столько же студентов. Выслушав ответ на 1 - 2 вопроса, он ставил под вопросом на доске какой-то значок и отходил к другому студенту. И так ходил по кругу. Мало того он вступал в дискуссию с баламутами типа Вовки Журко.  На это уходило драгоценное для меня время, и оперативная память стремилась к нулю. Надо было что-то предпринимать.
Спасибо защитнику, он исковеркал моё зрение и память, но не тронул сообразительность. Ответив на десяток вопросов и получив под ними оценки - какие-то треугольнички, крестики, нолики, квадратики и т.д., я ждал, когда же профессор снова посетит меня. Он же, как назло, вступил в очередную дискуссию с Журко…
Три часа подошли к концу, и у меня катастрофически стала стираться информация о ТМ. Я судорожно пытался задержать этот процесс, но бесполезно. Мне стало безразлично, сдам ТМ, не сдам – всё, как говорится «пофигу». Я глянул на свою доску, на окуневские значки, и вдруг родилась мысль – отчаянная и наглая.

Подходит Окунев, я же, не давая ему раскрыть рот, бросаюсь в нападение:
- Борис Николаевич, как вы оперируете этими иероглифами, выводя общую оценку? Я уже минут 20 безрезультатно пытаюсь найти ключ к разгадке. Аж голова заболела! Откройте секрет, ради Бога!   
Он громогласно засмеялся и сказал:
– Пиши: Крестик - 4,5 , Нолик – 4, Плюсик - 2, Треугольник – 5, Квадратик – 1,5 …(и т.д.)
В это время кто-то его отвлёк от меня, а я, прикинув, что 4 это предел моих мечтаний и стипендия, занялся сложными математическими расчётами при помощи тряпки, мела и комбинирования значками. Задачу себе я поставил трудную, надо вывести себе «скромные» 4,25 за ответы на заданные вопросы и сделать так, чтобы других вопросов он не задавал.
Времени на это творчество было мало,  4,25 не получалось, и я остановился на 4,15.
Минуты через три после этих вычислений, ко мне направился Окунев. Когда между нами осталось метра два, я достаточно громко обратился к нему:
- Борис Николаевич, тут какая-то хрень у меня получается – четыре и пятнадцать сотых»…
- Это не хрень молодой человек, а твои реальные знания.
Я придуриваюсь дальше:
- Но 4,15 в зачётке – это несерьёзно!  
- Чтобы было серьёзно, надо сделать так: если тебя устраивает четвёрка – я поставлю 4, а если ты хочешь 5, то я обязан задать тебе еще несколько вопросов.
- Борис Николаевич, в целях экономии Вашего драгоценного времени и, учитывая, что большего сегодня я не достоин, прошу пренебречь пятнадцатью сотыми, Бог с ними, четвёрка меня устраивает. 
- Давай зачётку, хитрец…

Я получил четвёрку! Надо сказать, что до махинаций со значками, у меня получалось что-то недотягивающее до тройки.
А что имел в виду Б.Н.Окунев, назвав меня хитрецом – для меня осталось тайной за семью печатями.  Может быть, он поставил оценку за находчивость, а не за знания?  Всё может быть…

P.S. Память у меня окончательно восстановилась к началу 1957 года, т.е. к окончанию института.  Близорукость  же (-7)  к 76 годам  превратилась в минус 3 и вместе со мною стремится к нулю.
>>>


© Геннадий Столяров,
© Владлен Саврей,
© Юрий Мироненко

2008-2016


Ваши отзывы, вопросы, отклики и замечания о заметках Геннадия и однокашников мы с нетерпением ждем в .:специально созданном разделе:. нашего форума!

Копирование частей материалов, размещенных на сайте, разрешено только при условии указания ссылок на оригинал и извещения администрации сайта voenmeh.com. Копирование значительных фрагментов материалов ЗАПРЕЩЕНО без согласования с авторами разделов.

   
 
СОДЕРЖАНИЕ
Об авторе
Предисловие с послесловием
(Г.Столяров)
0. Начала
(Г.Столяров)
1. Живут студенты весело
(Г.Столяров)
2. Военно-Морская Подготовка
(Г.Столяров, Ю.Мироненко, В.Саврей)
3. Наши преподы
(Г.Столяров, Ю.Мироненко, В.Саврей)
4. Скобяной завод противоракетных изделий
(Г. Столяров)
5. Завод швейных компьютеров
(Г. Столяров)
6. Мой старший морской начальникNEW!
(Г. Столяров)
7. Про штаны и подштанники
(Г. Столяров)
8. Наука о непознаваемом - ИНФОРМИСТИКА и ее окрестности
(Г. Столяров)
9. Инженерно-бронетанковые приключения, или комические моменты драматических ситуаций
(Ю. Мироненко)
10. Владлен Саврей
(В. Саврей)
 
ПОДСЧЕТЧИК
 
Эту страницу посетило
364406 человек.
 

 

 



Powered by I301 group during 2000-2005.
© 2004-2021